Неточные совпадения
Но вот наступает вечер. Заря запылала пожаром и обхватила полнеба. Солнце садится. Воздух вблизи как-то особенно прозрачен, словно стеклянный; вдали
ложится мягкий пар, теплый
на вид; вместе с росой падает алый блеск
на поляны, еще недавно облитые потоками жидкого золота; от деревьев, от кустов, от высоких стогов
сена побежали длинные тени… Солнце село; звезда зажглась и дрожит в огнистом море заката…
В моей комнате стояла кровать без тюфяка, маленький столик,
на нем кружка с водой, возле стул, в большом медном шандале горела тонкая сальная свеча. Сырость и холод проникали до костей; офицер велел затопить печь, потом все ушли. Солдат обещал принесть
сена; пока, подложив шинель под голову, я
лег на голую кровать и закурил трубку.
Всё лето, исключая, конечно, непогожие дни, я прожил в саду, теплыми ночами даже спал там
на кошме [Кошма — большой кусок войлока, войлочный ковер из овечьей или верблюжьей шерсти.], подаренной бабушкой; нередко и сама она ночевала в саду, принесет охапку
сена, разбросает его около моего ложа,
ляжет и долго рассказывает мне о чем-нибудь, прерывая речь свою неожиданными вставками...
Кровать в надзирательской была только одна, ее занял генерал, а мы, простые смертные,
легли на полу
на сене.
Слышу гвалт, шум и вопли около жандарма, которого поднимают сторожа. Один с фонарем. Я переползаю под вагоном
на противоположную сторону, взглядываю наверх и вижу, что надо мной вагон с быками, боковые двери которого заложены брусьями… Моментально, пользуясь темнотой, проползаю между брусьями в вагон, пробираюсь между быков — их оказалось в вагоне только пять — в задний угол вагона, забираю у них
сено, снимаю пальто, посыпаю
на него
сено и, так замаскировавшись,
ложусь на пол в углу…
В гостиной заиграла
на рояле Зинаида Федоровна, стараясь вспомнить пьесу Сен-Санса, которую играл Грузин. Я пошел и
лег на постель, но, вспомнив, что мне пора уходить, поднялся через силу и с тяжелою, горячею головой опять пошел к столу.
О полночь кончил Михайла свои речи, повёл меня спать
на двор, в сарай;
легли мы там
на сене, и скоро он заснул, а я вышел за ворота, сел
на какие-то брёвна, смотрю…
Николай вышел во двор, прошёл под поветь [Помещение под навесом
на крестьянском дворе — Ред.],
лёг там в телегу, полную
сеном, и тотчас заснул.
Бабушка примется в горенке за свой туалет, а я отправляюсь под прохладный тенистый навес к Илье Васильевичу,
ложусь возле него
на вязке
сена и слушаю рассказ о том, как Илья возил в Орле императора Александра Павловича; узнаю, какое это было опасное дело, как много было экипажей и каким опасностям подвергался экипаж императора, когда при съезде с горы к Орлику у хлоповского кучера лопнули вожжи, и как тут один он, Илья Васильич, своею находчивостью спас жизнь императора, собиравшегося уже выпрыгнуть из коляски.
Над двором
на небе плыла уже луна; она быстро бежала в одну сторону, а облака под нею в другую; облака уходили дальше, а она всё была видна над двором. Матвей Саввич помолился
на церковь и, пожелав доброй ночи,
лег на земле около повозки. Кузька тоже помолился,
лег в повозку и укрылся сюртучком; чтобы удобнее было, он намял себе в
сене ямочку и согнулся так, что локти его касались коленей. Со двора видно было, как Дюдя у себя внизу зажег свечку, надел очки и стал в углу с книжкой. Он долго читал и кланялся.
Поселясь в Кончанском, Александр Васильевич, всегда верный себе, не изменял прежнего образа жизни, не имел ни одного зеркала в доме, спал
на сене, вставал в 2 часа пополуночи, окачивался летом и зимой водой со льдом, пил чай, обедал в 8 часов утра. После обеда отдыхал, в четыре часа снова пил чай и в 10 часов
ложился спать. В знойный день он ходил с открытой головой, по субботам считал долгом париться в жарко натопленной бане.
— Наташа, разденься, голубушка,
ложись на мою постель. (Только графине одной была постлана постель
на кровати: m-me Schoss и обе барышни должны были спать
на полу
на сене.)
— Так-то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, значит верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят — креста
на них нет! — Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и
сена лошадям и, напившись чаю,
лег спать.
Оказывается, что протопоп, имевший двухэтажный дом,
лег на окно, под которым были ворота, и в них в эту минуту въехал воз с
сеном, причем ему, от облепихи и от сна до одури, показалось, что это в него въехало. Невероятно, но, однако, так было: credo, quia absurdum. [Верю, потому что нелепо (Лат.)]
То и с этим сталось: пришел домой, часа четыре заснул, встал и, выпив жбан квасу,
лег грудью
на окно, чтобы поговорить с кем-то, кто внизу стоял, и вдруг… воз с
сеном в него въехал.